Путин и Сила коллективных действий: размышление о текущей ситуации в 10 пунктах. Часть 1. Грамматика разрушения
Переведено на русский язык. Источник Отто Шармер: https://medium.com
Я приглашаю вас присоединиться ко мне в «медитативном путешествии» по текущей геополитической ситуации. Начнем мы, конечно, с ситуации в Украине. Затем — рассмотрим более глубокие системные силы, задействованные в глобальной игре и сосредоточим свое внимание на ландшафте, формирующемся прямо сейчас из конфликтующих социальных полей. Завершим же наш разговор явлением, которое способно стать суперсилой политики 21-го века: способностью общества к коллективным действием через общее осознание (или осознание целого).
1. Порог пройден
«Мир никогда не будет прежним», — обозреватель NY Times Том Фридман утверждает, что это пять самых опасных слов в журналистике. При этом сам Фридман, как и многие из нас, употреблял именно эти слова, описывая текущую ситуацию. Почему? Начиная с 24 февраля, большинство из тех, кто наблюдал за ситуацией в Украине в реальном времени, чувствовали лишь бессилие и потрясение — эмоции, которые действительно формируют ощущение невозможности возврата к прежней жизни.
Складывается чувство, что мир переступает порог нового времени и это “новое время” можно, казалось бы, сравнить с холодной войной, завершившейся в 1989 году. Некоторые аналитики предполагают, что Путин действительно пытается повернуть время вспять, планируя восстановить былое величие России. Однако, по моему мнению, сегодня мы находимся совсем в другой ситуации, которую невозможно не учитывать. Холодная война была конфликтом между двумя противоположными социально-экономическими системами. К тому же, она основывалась на единой военной логике, которую эксперты называют взаимно гарантированным уничтожением или попросту безумием. И эта логика работала на сдерживание перехода к реальным военным действиям, в первую очередь за счет чувства реальности, на которое опирались по обе стороны геополитического разрыва.
Однако сегодня эта логика и чувство реальности оказались сломлены. Это наблюдается на примере многих стран, в том числе, к сожалению, и Соединенных Штатов. Так называемую “эрозию основ демократического процесса” мы наблюдали на последних выборах в США. После выборов 2020 года одна из партий продолжает отрицать легитимность их результатов, активно участвуя в подавлении избирателей: с тех пор, как Трамп проиграл выборы, 27 штатов представили в общей сложности уже 250 ограничительных законопроектов о голосовании. Добавьте к этому машину алгоритмов Facebook/Meta, поддерживающую атмосферу массового возмущения, гнева, дезинформации и страха. В получившейся картине ясно видна поляризация и фрагментация, подрывающие основы демократии. Таким образом, способность обществ удерживать пространства для осознания сложных социально-экономических проблем и самостоятельного их анализа с различных сторон, подвергаются в большинстве стран явным нападкам и остракизму.
2. Слепая зона Путина
После событий в Крыму в 2014 году и последующего разговора с Владимиром Путиным, Ангела Меркель (канцлер Германии того периода) высказала Бараку Обаме предположение, что Путин потерял связь с реальностью и живет в «другом мире». И эта фрагментация, изоляция и разделение нигде не проявляется так явно, как на недавно обнародованных фотографиях с совещаний Путина, где президент сидит на одном конце огромного стола, а его команда (или — глава другого государства, как в случае с Макроном) — на противоположном.
Такая наглядная изоляция от собственной команды, от людей, которые думают иначе и, в конечном счете, от самой реальности, очевидно, противоречит той сложности и изменчивости, которые характеризуют сегодня мировые проблемы. Да, безусловно, Путин главнокомандующий одной из самых мощных армий мира и сможет какое-то время продолжать выигрывать все военные операции. Однако, создается впечатление, что отрыв Путина от реальности (и констатация реальности наличия в его видении мира явных слепых зон) уже посеял семена его неминуемого заката. Его слепые зоны, по всей вероятности, это сила гражданского общества и коллективных действий, основанных на общей осведомленности.
Сила гражданского общества проявляется, например, в мужестве и решимости народа, а не только военнослужащих. Общество отодвигает на задний план все остальное ради единственной цели — собственной защиты. Еще одним сюрпризом стала реакция в самой России. Российское гражданское общество проявило себя, выйдя на протестные демонстрации в более, чем 1000 городах по всей стране, тогда как 7000 российских ученых подписали открытое письмо против спецоперации в Украине в первые же ее дни. Эти видимые сигналы несогласия пока недостаточно крупномасштабны, но они — важное начало, способное быстро перерасти во что-то более широкое и глубокое по всей стране. И это, несмотря на противодействия властей.
Вечером 24 февраля в Брюсселе экстренно встретился Европейский совет, в состав которого входят все 27 глав государств стран ЕС. По завершении встречи было объявлено о ряде исторических решений и санкций: направленных против финансового, энергетического и транспортного секторов России; запрещающих въезд, замораживающих активы ключевых лиц российского государства и олигархов; связанных с прямой силовой поддержкой страны, не входящей в ЕС.
Как известно, вопросы внешней политики Европейским советом решаются только через единогласное согласие на те или иные меры всех его участников. В прошлом это часто приводило к печально известному бездействию. Что же изменилось в этот раз? Что сподвигло Европу к таким исторически важным и единогласным решениям? Почему в тот вечер и в течение всей следующей недели члены ЕС действовали в таком твердом согласии друг с другом?
Мы пока не знаем всей истории, но есть два существенных фактора, который повлияли на решимость Европы: (а) наглядность российской спецоперации и (б) прямой разговор, состоявшийся между лидерами ЕС с президентом Зеленским. Глава Украины вышел на связь из своего бункера в Киеве и высказал опасение, что, возможно, это последний раз, когда европейские коллеги видят его живым. Эти два фактора помогли лидерам ЕС осознать, что они тоже в значительной степени являются частью проблемы: покупая российские нефть и газ, Европа практически финансируют спецоперацию Путина. Пришло осознание, что Европе в будущем нужно действовать совершенно по-другому.
Феномен, когда группа лидеров начинает действовать, исходя из общего видения, осознания ситуации в целом, а не из узко направленных национальных интересов, программ или, наоборот, широких абстракций, назван мною коллективным действием через общее осознание (англ. Collective Action from Shared Awareness).
Почему Путин и его хорошо подготовленная разведывательная команда не смогли точно оценить и предвидеть два важных фактора: негативную реакцию гражданского общества в России и быстрое единение западных стран? Никто не знает ответа на этот вопрос. Выскажу предположение, что система разведки Путина, может быть эффективной в анализе существующих формирований и сил, но имеет явные слепые зоны, когда дело доходит до действий, обусловленных велением сердца и общим осознанием происходящего. Это тот самый вид коллективных действий, который таким вдохновляющим образом воплощает сейчас храбрый украинский народ и который начинает распространяться по улицам, деревням и городам в России. Или тот, что еще совсем недавно казался маловероятным, например, в Брюсселе, в Европейском совете, но — случился.
3. Слепая зона Запада
У Путина могут быть слепые зоны вокруг сил гражданского общества и коллективных действий, возникающих через общее осознание. Но, что насчет слепых зон Запада?
Позволю себе больше конкретности. Если было очевидно, что Путин планирует спецоперацию в Украине (американская разведка предупреждала об этом в течение многих месяцев) и то, что НАТО никогда не сможет вмешаться в эту ситуацию напрямую (риск тотальной ядерной войной) — почему Запад не согласился на так часто озвучиваемую и, по сути, основную просьбу Путина: гарантировать, что Украина не вступит в НАТО (по примеру Финляндии, Швеции, Австрии и Ирландии — стран-членов ЕС, но не членов НАТО)? Чем при этом руководствовались западные лидеры, в частности, американские?
Рациональна ли западная стратегия, направленная против Путина и состоящая из двух пунктов: (а) десятилетиями игнорировать и обесценивать российские возражения против расширения НАТО на восток и (б) ставить на то, что Путин изменит свою позицию под угрозой экономических санкции?
Эта ставка всегда была связана с высокими рисками. Как мы помним, СССР находился в подобных условиях большую часть своего существования. Сегодня же это ведет к прямому укреплению китайско-российского альянса, их экономической интеграции. В чем же рациональный расчет этот стратегии, если, по мнению Байдена, Китай сегодня основной соперник США?
Начиная с первой волны расширения НАТО на восток до границ бывшего СССР, а затем и внутри этих границ, в американском внешнеполитическом истеблишменте слышались голоса, предупреждающие о катастрофических последствиях этого расширения. В частности, Джордж Кеннан — один из создателей западной стратегии сдерживания СССР в период холодной войны — в интервью NY Times 1998 года сразу после первого раунда расширения НАТО сказал, что считает этот шаг «началом новой холодной войны». «Я думаю, что русские будут постепенно наращивать негативную реакцию на происходящее. Это неизбежно повлияет на их политику. Думаю — это ужасная ошибка. Для этих действий не было никаких причин. Никто никому не угрожал», — уверял Кеннан. Роберт М. Гейтс, занимавший пост министра обороны в администрациях Джорджа Буша и Барака Обамы, писал в своих мемуарах, изданных в 2015 году, что инициатива Буша по вступлению в НАТО Грузии и Украины была «действительно чрезмерной». По его мнению, это было «безрассудное игнорирование того, что русские считали своими ключевыми, жизненно важными национальными интересами».
Почему администрация Байдена была так глуха к повторным жалобам со стороны России? Как бы отреагировали американцы, если бы, к примеру, Мексика присоединилась к враждебному США военному союзу? Какова была бы реакция, если бы к Мексике присоединился Техас (штат, ранее принадлежавший Мексике)? Что бы чувствовал Белый дом, если бы ракеты в Хьюстоне были направлены на столицу США? Мы можем только догадываться. Но ответ очевиден, например, из истории с Кубой. Кубинский ракетный кризис 1962 года мгновенно привел мир к порогу Третьей мировой войне. Но чем завершился этот кризис? Русские вывели свои ракеты средней дальности с Кубы. Это то, что хотят помнить. Но есть то, чего никто не помнит, а именно — вторая часть соглашения с СССР по которой США вывели свои ракеты средней дальности из Турции. Эта часть соглашения долгое время была засекречена, чтобы президент Кеннеди не казался слабым в глазах американской общественности.
Перекинем мостик от этого важного исторического отступления к Байдену. Почему внешняя политика США перманентно не в состоянии уважать интересы безопасности другой крупной ядерной державы, неоднократно подвергавшейся вторжению западных сил (Наполеон, Гитлер)? Страны, которая в 1990-х годах пережила травмирующий опыт краха, как собственной империи, так и своей экономики (руководствуясь советами западных экспертов)? Почему признание реальности этих проблем настолько трудно? Что это? Проявление невежества? Высокомерия? Или — простая неспособность построить реальные отношения с президентом страны, вероятно, травмированным фактом потери 24 млн человек во время Второй мировой войны? Каковы бы ни были ответы, факт налицо — принятая стратегия внешней политики потерпела крах.
Указание на эти недостатки внешней политики в Америке сегодня также не популярно, как в 2003 году невозможна была критика вторжения США в Ирак. Никто не хочет об этом слышать. Это и есть часть коллективной западной слепой зоны: персональная роль Запада в создании трагедии, которая сейчас разворачивается в Украине.
Джордж Буш начал войну с террором в 2001 году. А в конце своего второго срока решил сделать еще один важный внешнеполитический шаг: пригласить Украину (и Грузию) в НАТО. Это решение повлекло за собой цепь потенциально катастрофических событий, которые 14 лет спустя, в 2022 году, и разворачиваются перед нашими глазами.
Обе эти ошибки, допущенные администрацией Буша, были результатом одной и той же интеллектуальной структуры, а именно — бинарностью мышления, основанного на четком разделении мира на добро и зло, черное и белое. Именно эта парадигма мышления помешала политикам придумать ответ на «11 сентября», отличный от войны с террором, или другую роль Украине, отличную от участи государства, сталкивающегося с «враждебной» (и все более изолированной) Россией. Почему бы не рассматривать Украину, как процветающий мост, связывающий ЕС с Россией? Украину — одновременно, члена ЕС, но сохраняющей глубокие связи с Россией. Украину — без членства в каком-либо военном союзе (как, например, Финляндия, Швеция, Австрия и Ирландия).
4. «Социальная грамматика разрушения»: отсутствие
Давайте вернемся немного в прошлое и взглянем на более глубокую когнитивную структуру, породившую эту ситуацию на Украине и в мире.
Что мы увидим?
Систему, которая заставляет нас коллективно создавать результаты, которые никому не нужны. Не верю, что хоть кто-то в мире хотел того, что мы наблюдаем сейчас в Украине. Совершенно определенно этого не хотели украинцы. Возможно, этого не хотел даже Владимир Путин. Вероятно, он думал, что эта кампания будет такой же простой, как крымская в 2014 году. Так почему же мы коллективно создаем результаты, которые никому не нужны? Почему мы порождаем конфликт, разрушение окружающей среды, жестокость, травмирующую непоправимо наши души?
Рисунок 1 показывает нам два сценария развития, исходя тех внутренних условий, которые мы, как человеческие существа, выбираем. Первый основан на «раскрытии» ума, сердца и воли, или — на любопытстве, сострадании и мужестве. Другой — на «закрытии» ума, сердца и воли, или — невежестве, ненависти и страхе.
Верхняя половина Рисунка 1 кратко суммирует коллективную когнитивную динамику, которая привела нас к ситуации в Украине. «Блокировка» и «закрытие» ума, сердца и воли привели к шести изнурительным социальным и когнитивным практикам:
· Обман: не говорить правды (прибегать к дезинформации и лжи).
· Десенсоризация: не чувствовать других (застрять в собственной эхо-камере).
· Отсутствие: уклонение от цели (депрессия, уклонение от «высокого» будущего).
· Винить других: неспособность признать свою вину в чужих глазах.
· Насилие: прямое, структурное и чрезмерное.
· Разрушение: планеты, людей, себя.
Эти шесть микро-когнитивных практик представляют собой многоликую операционную систему, которая проявляется в разных своих воплощениях у многих людей. Одно из таких воплощений — «Путинизм». Какие еще воплощения, основанные на этой же когнитивной операционной системе, мы можем наблюдать? «Трампизм». Несмотря на очевидные различия, «Трампизм» и «Путинизм» имеют в основе одни и те же, озвученные выше, когнитивные компоненты, определяющие способ их работы.
Социальная грамматика разрушения формирует сегодня коллективное поведение на разных общественных уровнях. Рассмотрим пример «отрицания климата».
В начале 2000-х годов нефтегазовая промышленность в США обнаружила, что большая часть общественности, включая избирателей-республиканцев, поддержала введение налога на выбросы углерода для борьбы с глобальным потеплением и дестабилизацией климата. Нефтегазовые промышленники начали собственную хорошо организованную и финансируемую кампанию (более чем $500 млн. вложенных средств) и успешно продвинули идею «отрицания климата». Одной из ключевых стратегий в этой борьбе была дискредитация климатологии и климатологов с помощью дезинформации и сомнений. И стратегия сработала. Общественное мнение в США изменилось. Вмешательство было сосредоточено на ранней стадии рассмотренной выше когнитивной практики «отсутствия» (обман, дезинформация и сомнения), а влияние почувствуют на себе наиболее уязвимые слои населения (через неминуемые последствия, вызванные дестабилизацией климата).
Другой пример — Big Tech. Проблема большинства гигантов social media не в том, что они не закрывают ресурсы, распространяющие дезинформацию. Проблема заключается во всей бизнес-модели, которая делает тот же Facebook компанией стоимостью в триллион долларов. Это бизнес-модель основана на максимизации вовлеченности пользователей через дезинформацию, гнев, ненависть и страх. Facebook активирует те же когнитивные и социальные модели поведения, что и «Трампизм», и «Путинизм»: обман (в дезинформацию инвестируют больше, чем в реальную информация), дезинформацию (эхо-камеры, гнев, ненависть), отсутствие (усиление депрессии), обвинение (троллинг), разрушение (насилие над беженцами, пропорциональное использованию Facebook). Все это неизбежно приводит нас к саморазрушению.
Наконец, последний пример — «11 сентября». Как и все террористические акты, атаки «11 сентября» воплощают «грамматику разрушения» на 100% (вербовка и обучение террористов-смертников также следуют этим шаблонам). После атаки у Америки был выбор: она могла ответить, «открыв» или «закрыв» ум, сердце и волю. Мы все знаем, что произошло в итоге. Верх взяла реакция «замороженного» ума, сердца и воли, что и привело к началу «войны с террором». Теперь перенесемся на 20 лет вперед и посмотрим на пять основных результатов этого выбора:
· $8 трлн. и 900 тыс. жизней — такова стоимость «войны с террором», которая, кроме всего прочего, сделала Талибан и Аль-Каиду много сильнее, чем они были 20 лет назад.
· США пытали невинных людей, нарушая те самые ценности, которые война должна была отстаивать.
· Была создана всеобъемлющая внутренняя система наблюдения, которая раньше казалась немыслимой.
· Возросшее общее недоверие к институциям, в конечном итоге приведшее к внутреннему терроризму, включая нападение на Капитолий США 6 января 2021 года.
· Наконец, и, возможно, самое главное — был упущен из виду реальный глобальный вызов: социальные чрезвычайные ситуации планетарного масштаба, требующие новых форм глобального сотрудничества и решительных коллективных действий прямо сейчас.
Очевидно, что «Путинизм» не новое явление. Оно проявлялось на геополитической сцене и раньше, но в гораздо меньшей степени и, возможно, в другом контексте. Мы видим что-то похожее в «Трампизме». Мы наблюдаем схожее в нашей собственной коллективной реакции в отношении изменений климата. Мы видим это в ужасающем обращении с африканцами на украинско-польской границе. Мы наблюдаем это в неравномерном внимании, уделяемом западными СМИ ситуации в Украине по сравнению с военными действиями в Судане, Сирии или Мьянме. Мы видим это всякий раз, когда теряем свой собственный путь и коллективно принимаем результаты, достигнутые через насилие над другими. Все это — не ново. Нов стремительный рост этого явления, наблюдаемый за последнее десятилетие или даже два. Рост, частично связанный с усилением токсичных социальных полей: через социальные сети и большие технологии.
Итак, что же мы видим, когда смотрим на окружающую нас реальность через призму описанных мною выше двух полярных «социальных грамматик» или социальных полей? То, что одно из этих полей выросло в геометрической прогрессии, в то время как другое, похоже, было вытеснено за пределы влияния. Очевидно, именно по этой причине многие из нас живут сегодня в состоянии растущей тревоги, депрессии и отчаяния. Это та часть истории, которую я называю «отсутствием».
Во второй части эссе я расскажу совершенно другую историю, которая смотрит на текущие события через другую оптику — оптику «присутствия». Или — будущего, проявляющегося через коллективные действия, основанные на осознании нашего «сейчас».
